«Крым!, – он означал. Коктебель!». Предвкушение поездки!.
Теперь, спустя два года – и многия знания, многия печали – при слове «миндаль» вспоминается лишь Екклесиаст. То место – где о смерти:
«/.../ и зацветет миндаль, и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы;..». Еккл.12:5.
Ещё вспоминается знаменитое – по занятиям на военной кафедре: «запах горького миндаля». Цианид, синильная кислота. Столетний юбилей массового применения на людях, в 1916-м, на сомнамбулической реке Сомме, метафоре летальной Леты. За которой – поздняя ягодка горьких миндалевых цветочков, «Циклон-Б».
Горы трупов, милионные гекатомбы..
Вспоминается – «что за фамилия странная»: «Мандельштам», – «миндальный ствол» – многослойная, двойственная метафора.. Вслед за которой – одышливый, вроде вулкана-карадага, максималист Волошин. Спешащий выручать его облетающую крону – голову Осипа Миндального Ствола – из смертоносных, отвратительных лап очередного «и красного вождя и белого офицера».
Есть толкования вот этого, цветущего в смерти кохелетского миндаля – как образа старческих седин. В данном, в сегодняшнем случае – дряхлеющего, сходящего с ума больного Большого Брата.
Точка.
Вернее, – троеточие...