Часть 2-я
Простой и ясный Набоков
Набоков и истина
У Набокова в «Даре» в берлинском трамвае герой замечает немца, читающего газетку.
Противный немец: типичный пошляк с усиками, противные жесты, шляпа, газетка эта..
И, вдруг, замечает, приглядываясь: что газета – кириллицей.
Не немец, значит – свой брат, русский, эмигрант.
И усы у него добрые. И шляпа родная. И жесты родные. Устал, видно, после работы..
И т.д.
Это я к чему?
Да ни к чему. Вот я, грешный, всегда утверждаю: что друг дороже истины. Вот и
Набоков тоже.
Латынь Набокова
Лолита – полное имя – Долорес .
Dolor (лат.) – боль.
Наш человек!
Борис Носик пишет – ссылаясь на Бойда:
«В одном из русских ресторанов играл скрипач – румын Спиреску, негодяй, побоями доведший жену до самоубийства и вышедший сухим из воды. Теперь он снова сиял в окружении поклонниц своего таланта, и вот при первом удобном случае (явившись в ресторан с Верой, с Мишей Каменкой и Мишиной женой) Набоков влепил «этой обезьяне» пощёчину, а потом (как сообщал газетный репортёр) «наглядно демонстрировал приёмы английского бокса», пока Миша Каменка отбивал натиск оркестрантов, спешивших на помощь своему скрипачу.»
В общем, вспоминаются «Весёлые ребята» и другой Владимир Владимирович:
«Маяковский, не шумите, Вы же не румынский оркестр.»
Но – каков!
Молодой русский красавец: в берлинском шалмане бьёт морду мерзавцу-скрипачу!
Что твой купец из лесковского «Чертогона».
Сердце радуется. Наш человек.
Интересно: сколько оркестрантов пришлось на Каменку?
Набоков и Тартуская школа
Ещё какая – связь!
В начале 70-х Юрий Михайлович Лотман взял, да и опубликовал вместе с сыном статью о неизвестном, позабытом поэте Годунове-Чердынцеве – с его, Годунова-Чердынцева, стихами.
В начале 70-х. За целую эпоху до первой-первой, смелой-смелой публикации некоего малоценного шахматного композитора В.Набокова в перестроечном отечественном «64».
Не просто литературная мистификация, – публикация врага советской власти!
Законопослушный завкафедрой совершает идеологическую диверсию.
Отнюдь не из озорства. Рискуя свободой.
Незадолго до этого, в 1970-м, у Лотманов прошёл обыск и допросы в связи с делом Наталии Горбаневской.
ГБ на хвосте. По пояс в СССР.
Вот вам и тихий еврейский профессор. Семиотика. Тартуская школа.
Боевой офицер! Фронтовик.
Russkaia smekalka
Как-то, зашедший не в свою аудиторию, Великий Набоков без задержки, в набоковском стиле начал очередную блестящую лекцию – не обращая внимания на открытые рты и ошарашенность..
К концу первой минуты, почтительным шёпотом предупреждённый об ошибке, нимало не смутившись, профессор собрал записи, объявив: «Вы смотрели рекламный ролик Курса Европейской Литературы № 315. Заинтересовавшиеся могут записаться в деканате».
Вот так, учитесь, дети!
Всё же – бывший боксёр, отличная реакция. А не пнин какой.
Два Владимира Владимировича и одна буква
В «Истреблении тиранов» Владимир Владимирович Набоков, походя, прихлопнул Владимира Владимировича Маяковского – одной буквой. Обычной свистящей согласной.
Назвав его знаменитую поэму – «Хорошо-с!».
Не «Буратино», но – всё же..
Меня всегда удивляло, что великий Набоков, ратующий во «взрослой» переводческой практике за буквальный, дословный перевод – даже поэзии, даже в ущерб гармонии – вдруг странно называет свои «детские» переводы: «Кола Брюньон» – «Николка Персик». «Алиса..» – «Аня в Стране Чудес». Выбрасывая коренное – код узнавания. Адаптируя для русского уха не что-нибудь – имена главных персонажей.
Не «Буратино», конечно, но – всё же..
Большой знак вопроса. До сих пор не разогнутый набокоедами в восклицательный.
При том, заметим, что профессиональная набоковиана занимает в мировой библиотеке место на порядок большее, чем полуметровый корпус сочинений самого ВВН.
Эдакое шекспироведение – где до сих пор ещё выясняется: кем был Шекспир.
Тропы между капканами набоковской железной переводческой идеологии. ВВН – исключительный мистификатор, матёрый расстановщик обманок. Элегантно нарушающий собственные заповеди. Как раз на будущих исследователей сознательно и рассчитывающий.
У этого фокусника закон – как у каудильо Ф. Друзьям-читателям – гениальные тексты, всякие-разные дивные бабочки своей селезёнки.
Набокоедам – медвежьи капканы.
Издержки воображения
«Нет повести печальнее на свете..».
Седая, почти беззубая, истерически стареющая Джульетта. Не утратившая былого темперамента. Постоянно закатывающая сцены на балконе.
Лёгкий кошмар автора «Лолиты», перечитывающего Шекспира.
Издержки, так сказать, воображения.
Извините.
Двойничество. Взгляд под углом
Это не о персоналиях известных текстов.
Хотя и о них. Но рассмотренных под углом.
Взгляд будет сфокусирован не на персонажах, а – на знаках. На том, что эти движущиеся фигурки обозначает. И что это значит. И насколько это значимо.
О формалистском двойничестве здесь хочу заметить.
Набоков, Булгаков, Кафка.
Золото. Серебро. Платина.
Или наоборот.
При добыче которых используется ртуть.
Переливающаяся. Двоящаяся. Как двоятся персонажи кафкианского набоковского
«Приглашения на казнь» – единоутробные, переливающиеся друг в друга.
Двойничество их прозрачно – призрачно – но не зафиксировано.
Кажется, настоящие двойники и у Булгакова, и у Набокова, и у явно-и-скрыто цитируемого им Кафки – глубже, в фонетике. В эхолалии. Аллитерации.
В отцах и детях, именах и отчествах персоналий.
В набоковском Вивиане – явном фонетическом «В.В.Н.».
В булгаковских, ищущих друг друга – как платоновы половинки – «МАстеРе и МАРгарите».
В перекличке букв – над которыми носится невидимый семантический святой дух.
Вот двойники Булгакова: «ПОЛИГРАФ ПОЛИГРАФОВИЧ» («п» и «ф»), «ФИЛИПП ФИЛИППОВИЧ» («ф» и «п»), – где «п» и «ф» кувыркаются и рокируются.
Боковым слухом замечаешь (тепло, тепло!): здесь фонетически близко не только к «фило-», к «любви», – но и к латинскому «сын», «filius».
Сын сына. Эт филии санкти. Эт Филии Филиппа.
Сынсына.
Так – следуя уху, слуху – недалеко и до набоковского «Цинцинната».
У Набокова ещё и – «ГУМПЕРТ ГУМПЕРТ»..
Но подозрительно двоится – и упомянутый «ЦИНЦИННАТ Ц.».
Цинциннат Ц., сын Цецилии Ц., – ну, ну?...
Набоковский «Цинциннат Ц.» – это абсолютный ЦИНЦИННАТ ЦИНЦИННАТ.
Только – не очень прозрачный.
За каковую непрозрачность, по сюжету, следует приглашение на казнь.
Цинциннат Ц. иногда раздваивается: «один Цинциннат считал, а другой Цинциннат уже перестал слушать удалявшийся звон ненужного счета, привстал и осмотрелся».
Цинциннат Ц. и само «Приглашение на казнь» – от сидящего у Набокова на правом плече Кафки.
Вот эта вот – фамилия с точечкой.
Йозеф К.
Франц К.
Франц Йозеф К.!
Кайзер. Король.
У Кафки и Грегор ЗАМЗА – с явной флуктуацинй фамилии.
Ещё раз.
Gregor SAMSA.
SAMSA.
Сам-са(м)..
«Сам, сам», - тема одиночества. В двойничестве. В зеркале.
Сам – зам. Зам. себя, – как в зеркале. Сам – в замке король. Сам – зАмок. До которого не добраться – потому, что это ты сам в зеркале. Сам – в зазеркалье.
Ручное зеркало, прирученное Кафкой. Ручное зазеркалье.
«ЗАМ-ЗА» – как «КАФ-КА».
Кафкианский капкан захлопнулся. И поймал воздух.
«Ворованный», ворованный Набоковым, да, да.