Да и не дума (слово-то, какое большое, государственное), а так - думка. В переводе - мысль, мыслишка. К тому же - такая расплывчатая. Расплывающаяся. Потому что веки слипаются.
Что там. была за думка?.. Думка, подушечка такая.
Очень характерное в плане этимологии слово.
Единственное (единственное!) во всем бедном могучем русском языке - конкретно указанное - приспособление для мыслителя. Даже голова как-то по-другому называется. То есть - головой. Тем, что с возрастом становится голым; тем, чем в футболе гол забивают... Но к процессу мышления, или, как. говорил один наш головастый трибун, мЫшления (т.е. такого мышления, - при котором аж все мЫшцы напрягаются!) - к такому процессу ни одна часть тела, ни одна, в том числе и та в которой находится входное отверстие кишечных трубок, этимологически, то есть исторически, - не причислена.
А что причислено?
Думка!
“Думать” - мечтать, лёжа на диване.
Именно - мечтать, именно - лёжа - на удобной, совершенной “думке”. Потому, что решать что-нибудь не понарошку, по-настоящему - при разбивке ли парка, постройке ли крепкого дома, в науке, в хозяйстве, это - с карандашом в руке, сидя за столом, сконцентрировавшись, сосредоточившись, отключившись от всего. Для решения возникшей проблемы.
Ну а если - не убежит? А если - подождёт?
Вот тут - диван. Тут - роман. Гончаров - автор.
Ну-ка её, где она там? - под голову.
Ну-ка, что там хорошего? Отобразил автор или не отобразил?
Пока не заснули.
Так, заглянем в конец. Да-а, нехорошо.
Теперь - в серединку. Ну, что ж, живо всё, узнаваемо.
Даже в медицине, кажется, есть такой “синдром Обломова”. Причём, что характерно, - в психиатрии. Вылечить - не вылечат, но порассуждать - сколько угодно.
Ох, мягко, сладко, голове удобно...
Ох, не из головы Обломов, не из литературы...
А из него, из мыслительного приспособления. Из думки. Превращённой в жизнь.
Мы рождены, чтоб думку сделать былью!..
Тысячи и тысячи, тьмы и тьмы, десятками поколений, веками, нежились чуть взмокшими в послеобеденной духоте и испарине затылками - на этом маленьком пуховом чуде. И, в результате такого слияния, со временем, в одной из яйцеклеток большой этимологической матки - генетическим последствием - и зародилась инструкция (в одно слово) использования сей удобной подушечки.
Слово - то самое - произнесено!
Идейный базис подведен. “Под голову, братец, - вот так. Так уютно”. О Господи, как зевается... Вы видели когда-нибудь думку? Нет? Ну вот, посмотрите, там их на диване ещё две должно быть. А я тут пока часок, - того... Да и вы там тоже - не стесняйтесь, устраивайтесь, Снимайте туфли.
Добрые, раздобревшие люди (ну разве худой - во всех смыслах - человек, достоин предмета с таким названием?!), жизненным предназначением которых было не ремеслом баловаться, не пахать-сеять, а мыслить-решать, работать головой, создавая конкретные результаты, - люди управления и обустройства, не торопясь, со знанием дела, пухлой ручкой, до совершенной, воздушной нежности, взбивали - эту, ну-ка! - думочку и, с приятностью на лице, с неизменным “ох-хо-хох”, глядишь, и сами перемещались в горизонтальное положение...
- Никакой ни геноцид, никакие ни большевики-жидо-массоны, не идея, требующая поступков, не крамольная мысль, не революционная, не мысль вообще - думка!
Такая вот мысль - подушечка. Мечтательная вещь. Думка - мечта. Мечта о подушечке. О которой так долго мечтали большевики (т.е. большая часть действующих в октябрьском перевороте персонажей.) “Которое тут Временное, слазь...” Дай и нам полежать!
Но,... что-то не получается, не получается, чепуха какая-то, чехарда, суматоха.
Ну, я же говорил?!.. Худые люди, неспокойные. Суетливые, егозливые.
А потому, кстати, и те, прежние, кажутся симпатичнее: на думках лежали, пухленькие такие, розовенькие. Содержать себя умели в пристойности.
Уж и не знаешь, что и хотел сказать об Илье Обломове - хорошее ли, плохое? Вот он посапывает мирно, слегка утонув щекой в вышитом наперничке. И его посвистывающим рыльцем - не персонаж, не “типичный представитель”, - а дышит почва и судьба.
Спи, раб Божий.
И здесь, как говорит поэт, кончается литература, искусство. Хочется вздремнуть (как при чтении Ремарка - выпить); да вот она, моя маленькая!
Спи спокойно и ты, дорогой Илья.
Память о твоей думке вечно будет жить в наших сердцах.