Суок, дочка австрийскоподданного – как кукла наследника Тутти, или Жена Грицацуева

Учёные-литературомедведы, кажется, прошли мимо этого эпизода.
Никто не удосужился сопоставить. Какгрится.
Ну, что ж: сбор колосков. В смысле – «Двенадцати стульев».
Существует версия (правдоподобная: почему бы и нет?), что сюжет своему младшему брату Евгению, будущему Петрову, и его напарнику Иехиелю Файнзильбергу, будущему Ильфу, вполне сознательно подсказал молодой да ранний Валентин Катаев. Родственный, т.ск., покровитель обоих дебютантов.
Не зная: что скоро сам угодит в подсказанный переплёт. Вернее: «С группой товарищей.».
Ибо кое-какие эпизоды, повороты, ходы и сюжеты из жизни Великого Комбинатора*, опять же – бессознательная, невольная подсказка старшего Валентина.
Сознательности, ибо – никакой. Зато «бес-» – сколько угодно.
И сам. И друг Юра. И возлюбленная юрина Серафима.
Более того: в том самом переплёте вся эта реальная история отразилась – как и положено в зеркале – на 180° – с модными нынче половыми превращениями (не «извращениями», - «превращениями»). Гендерной перверсией, короче говоря. От лат. perversiō - «переворачивание». Реальная барышня, грянувшись оземь – превращается в сказочного добра молодца, сына турецкоподданного.
Предвосхищая, т.ск., Альмодовара, «В джазе только девушки» - и фильм-комедию «Тутси» с Дастином Хофманом.
«Тутси»... «Тутти»...
«Фрутти»...
Но это всё: «Я ловлю в последнем отголоске». Литературном отголоске, выдумке. Колоске несжатом.
Какая разница..
Жизнь, она – и раньше, и затейливей, и круче самого затейливого авантюрного романа.
Конкретно?
Сейчас.
Как звали у Олеши куклу наследника Тутти?
Правильно: Суок.
А возлюбленную автора? Дочку австрийскоподданного.
Которую?
(Правильный вопрос. Ответ: «Обеих»).
Ну, это – общеее. Известное.
Вобщем, - вот (http://www.ruthenia.ru/document/528893.html) – в тартуских комментариях к «Алмазному венцу» позднего Великого Мовиста:
«С. 105–107 Мы прижились в чужом Харькове — кавалеру де Гриë. — ср. с изложением этого эпизода Г. И. Поляковым, в 1935 г., со слов С. Г. Суок, Л. Г. Суок, Ю. Олеши и К.: «Познакомились на одном из литературных вечеров с одним бухгалтером, который питал слабость к стихам и даже сам пописывал стихи под псевдонимом Мак (начальные инициалы). Попавши к Багрицким и Олешам <…> он сразу влюбился в Симу <…>, бывшую в то время женой Олеши. В это время Багрицкие и Олеши успели уже распродать почти все вещи, и становилось туго, у бухгалтера же водились кое-какие запасы продовольствия — он служил и получал паек. Решили использовать знакомство с ним для того, чтобы подкормиться. Вначале у него несколько раз были в гостях одни сестры, затем они привели с собой мужей, причем бухгалтеру не было известно, что они являются мужьями сестер <…> В дальнейшем любовь бухгалтера настолько возросла, что он предложил Симе руку и сердце. Легкомыслие компании было настолько велико, что для того, чтобы позабавиться и как следует “погулять”, решено было согласиться на это предложение, причем сам Олеша совершенно не протестовал против такого оборота» (Спивак. С. 179–180). После заключения брака С. Г. Суок и Мака «Багрицкий и Олеша сидели вдвоем в подавленном состоянии. Решено было идти выручать Симу и забрать ее домой. Пошел Олеша. Однако хозяин даже не пустил его на порог. В это время пришел В. Катаев. узнав, в чем дело, он принялся за него более решительно. Придя к бухгалтеру, с которым не был знаком, он вызвал его якобы по делу. Вошел в комнату и сказал: “Ну, Сима, собирайтесь”. Бухгалтер даже не протестовал, настолько он был ошеломлен такой решительностью <…> Сима быстро собрала свои вещи, прихватив попутно также и кое-что из вещей бухгалтера <…> Бухгалтер не прекратил после этого знакомства с Багрицким и Олешей. Он временами приходил к друзьям, садился в уголок комнаты и восторженно смотрел на Симу, прося в качестве особой милости позволить ему посидеть и полюбоваться ею еще несколько минут. В таких случаях Катаев, если он был при этом, брал на себя роль распорядителя и говорил: “Вам разрешается пробыть еще 10 минут, Мак” или: “Ваш срок истек”. В последнем случае бухгалтер беспрекословно вставал и уходил» (Спивак. С. 180–182).».
Осторожно, кавычки закрываются.
Но коммент?
Да?
См. название.
Ещё заголовки-заготовки:
«Великие Комбинаторы Честного Отъёма, или Свадьба бухгалтера Грицацуева»,
«И альфонсы сыты – и суоки целы».

Он знал, Мовист – о чём им писать. Что подсказывать брату.


.............................................................
* О лежащей на поверхности – сугубо номинативной, антропонимической – связи Великого Комбинатора двух наших великих пересмешников – и Великого Инквизитора. И кое-каких других подобных вешках, - не будем здесь углубляться.
Нигде не читал толковых разборов. (Или – есть?).
А ведь очень многое можно было бы, основываясь на этом благодатном материале, сказать: о резко, скачком, изменившемся в двух войнах, за десять лет – восприятии Достоевского, других классиков, оппозиции Достоевский-Толстой и пр. – живыми людьми 20-х годов.
Очень даже живыми.
Довольно наблюдательными. Чуткими к.
Если не ошибаюсь: у них, у кощунов, впервые встречается фамилия – «Толстоевский»?
Большое поле для литературомедведов. Дикое, можно сказать. Непаханое.