Понаехавшей.
Т.е., меньше года как перебравшейся в Москву.
Понимаете?: одесской.
Совсем недавно: «В Москву, в Москву!..».
Каково: ездить ребёнком Средней Полосы – из акающей, из белокаменной, из сердечника сорока сороков – на каникулы в пресловутую Одессу (кто же не знает: «Я жил тогда в Одессе пыльной..»), в гости к дедушке и бабушке, в «еврейский хаос». Упорядоченный патриархальной дисциплиной, заведённой когда-то дедом, содержателем гостиницы (дисциплиной, попустительствующей, впрочем, художеству сына). Упорядоченный более – статикой, европейской архитектурой вольного города. Тоже – попустительствующего художествам. Воздуха. Цвета. Синего. Жёлтого. Зелёного. Аттическим ритмам и рифмам волн южного синего моря. Так любимым параллельным Осипом, скорняжьим выходцем из сухопутной Варшавы: «..На игольное б только ушко!..». Не оставившим, кажется, особого следа в стихах потомка одесситов, Бориса П.
Подмосковного дачного поэта, с черноморскими корнями.
И – ещё – всю жизнь это – дурацкое, анекдотическое: «или трусы – или крестик».
Да: и то – и другое.
Одно – как положено – на восьмой (индивидуально: девятый) день. От рождения.
Другое – позже.
В среде, где, по выражению гимназических учителей: «всё дышит Пушкиным».
Каково: до 30 лет, до 1920-го – Ицхоковичем?
Да: Борисом Ицхоковичем. И «по паспорту» – тоже.
Исааковичем.
Ещё был выбор: Аврумовичем.
Лейбовичем – тоже: у отца – тройное имя.
Непростое рождение. Да?
Кто это там – смотри – выпадающий, катапультирующийся из детства? В которое потом, почти по Фрейду, так тянет впасть.
Кто – дуализма бегущий – узкой, чреватой, трещащей электричеством тропой. Меж двух магнитных полей, двух полюсов. Несущий сильнейший заряд – невидимую (невнимательному глазу) разность мощных потенциалов: родового и обретённого.
Отсюда это – нащупывания почвы. Попытки вырваться от подсознательной, латентной пытки - поверх барьеров. Отсюда, наверное – чудесные бормотания, ранние камлания. Не кристализующиеся пока, не в(ы)падающие в осадок старения – в бодрую, искуственную простоту. Неслыханную.
Потому что – никогда не бывалую, не бывшую.
И – обратным махом маятника: заклинания впасть в неё, как в детство.
В котором для умного мальчика простоты – не было.
В котором, для умного мальчика, приходилось понимать – несуществующую, навязываемую, смутную вину: на твоём рождении – печать.
Более: на дне твоего рождения – смерть Пушкина.
Отсюда это – к евреям: «Разойдитесь! Надо разойтись!»
Надо было стать Пастернаком – чтобы изжить эту вину.
Надо было метаться – в поисках предназначения – от музыки к философии. От Скрябина к Когену. Из Москвы – в Марбург.
Наконец – решиться, бросить всё, возвратиться – ветхозаветно, по Экклезиасту – на круги своя.
К рождению.
«В Москву. В Москву.»
К родному языку.
К родной речи.
........................................
Борис Пастернак, «Темы и вариации»
(из раздела «Я их мог позабыть»):
1. Клеветникам
О детство! Ковш душевной глуби!
О всех лесов абориген,
Корнями вросший в самолюбье,
Мой вдохновитель, мой регент!
Что слез по стеклам усыхало!
Что сохло ос и чайных роз!
Как часто угасавший хаос
Багровым папортником рос!
...
...
О солнце, слышишь? "Bыручь денег".
Сосна, нам снится? "Напрягись".
О жизнь, нам имя вырожденье,
Тебе и смыслу вопреки.
Дункан седых догадок - помощь!
О смута сонмищ в отпусках,
О боже, боже, может, вспомнишь,
Почем нас людям отпускал?
2
Я их мог позабыть? Про родню,
Про моря? Приласкаться к плацкарте?
И за оргию чувств - в западню?
С ураганом - к ордалиям партий?
За окошко, в купе, к погребцу?
Где-то слезть? Что-то снять? Поселиться?
Я горжусь этой мукой. Рубцуй!
По когтям узнаю тебя, львица.
Про родню, про моря. Про абсурд
Прозябанья, подобного каре.
Так не мстят каторжанам. - Рубцуй!
О, не вы, это я - пролетарий!
Это правда. Я пал. О, секи!
Я упал в самомнении зверя.
Я унизил себя до неверья.
Я унизил тебя до тоски.
3
Так начинают. Года в два
От мамки рвутся в тьму мелодий,
Щебечут, свищут, - а слова
Являются о третьем годе.
Так начинают понимать.
И в шуме пущенной турбины
Мерещится, что мать - не мать,
Что ты - не ты, что дом - чужбина.
Что делать страшной красоте
Присевшей на скамью сирени,
Когда и впрямь не красть детей?
Так возникают подозренья.
Так зреют страхи. Как он даст
Звезде превысить досяганье,
Когда он фауст, когда фантаст?
Так начинаются цыгане.
Так открываются, паря
Поверх плетней, где быть домам бы,
Внезапные, как вздох, моря.
Так будут начинаться ямбы.
Так ночи летние, ничком
Упав в овсы с мольбой: исполнься,
Грозят заре твоим зрачком.
Так затевют ссоры с солнцем.
Так начинают жить стихом.
1921