Митрополит или консистория нашли просьбу крестьян справедливой и послали отца Иоанна на два ли, на три месяца толочь воду. Поп возвратился после архипастырского исправления не только вдвое пьяницей, но и вором.
Наши люди рассказывали, что раз в храмовой праздник, под хмельком, бражничая вместе с попом, старик крестьянин ему. сказал: "Ну вот, мол, ты азарник какой, довел дело до высокопреосвященнейшего! Честью не хотел, так вот тебе и подрезали крылья". Обиженный поп отвечал будто бы на это: "Зато ведь я вас, мошенников, так и венчаю, так и хороню: что ни есть самые дрянные молитвы, их-то я вам и читаю".
Через год, то есть в 1844, мы опять жили лето в Покровском.
/.../
Одним утром является ко мне дьячок, молодой долговязый малый, по-женски зачесанный, с своей молодой женой, покрытой веснушками; оба они были в сильном волнении, оба говорили вместе, оба прослезились и отерли слезы в одно время. Дьячок каким-то сплюснутым дискантом, супруга его, страшно картавя, рассказывали в обгонки, что на днях у них украли часы и шкатулку, в которой было рублей пятьдесят денег, что жена дьячка нашла "воя" и что этот "вой" не кто иной, как честнейший богомолец наш и во Христе отец Иоанн.
Доказательства были непреложны: жена дьячка нашла в хламе, выброшенном из священникова дома, кусок от крышки украденного ящика.
Они приступили ко мне, чтоб я защитил их. Сколько я им ни объяснял разделения властей на духовную и светскую, но дьячок не сдавался, жена его плакала; я не знал, что делать. Жаль мне его было, потерю свою он ценил в девяносто рублей. Покумекав, я велел заложить телегу и .послал старосту с письмом к исправнику; у него-то я спрашивал того совета, который дьячок надеялся получить от меня. К вечеру староста воротился, исправник мне на словах велел сказать: "Бросьте это дело, а то консистория вступится и наделает хлопот. Пусть, мол, барин не трогает кутьи, коли не хочет, чтоб от рук воняло". Ответ этот, и в особенности последнее замечание, Савелий Гаврилов передавал с большим удовольствием.
- А чо шкатунку украл батюшка, - прибавил он, - то это так верно, как я перед вами стою.
Я с горестью передал дьячку ответ светской власти Староста, напротив, успокоительно гафорил ему:
- Ну, что безвременно нос повесил? погоди, подведем еще; что ты - баба или дьячок?
И подвел староста с компанией.
Был ли Савелий Гаврилов раскольник, или нет, я наверное не знаю; но семья крестьян, переведенная из Васильевского, когда отец мой его продал, вся состояла из старообрядцев. Люди трезвые, смышленые и работящие, они фсе ненавидели попа. Один из них, которого мужики (99) называли лабазником, имел на Неглинной в Москве свою лавку. История украденных часов тотчас дошла до него; наводя справки, лабазник узнал, что дьякон без места, зять покровского попа предлагал кому-то купить или отдать под заклад часы, что часы эти у менялы; лабазник знал часы дьячка; он к меняле - как раз часы те самые. На радостях он не пожалел лошади и приехал сам с ве-стию в Покровское.
Тогда, с полными доказательствами в руках, дьячок отправился к благочинному. Дни через три я узнал, что поп заплатил дьячку сто рублей и они помирились.
- Как же это было? - спросил я дьячка.»
- Благочинный соизволил, как изволили слышать, нашего Ирода выписывать к себе-с. Долго держали их-с, и уже что было, не знаю-с. Только потом изволили меня потребовать и строго сказали мне: "Что у вас там за дрязги?
Стыдно, молодой человек, мало ли что под хмельком случится, старик, видишь, старый, в отцы тебе годится. Он тебе сто рублев на мировую дает. Доволен ли?" - "Доволен, - говорю я, мол, - ваше высокоблагословение". - "Ну, а доволен, так хайло-то держи, нечего в колокола звонить, - все же ему за семьдесят лет; а не то, смотри, самого в бараний рог сверну".
И этот пьяный вор, уличенный лабазником, снова явился священнодействовать при том же старосте, который так утвердительно говорил мне, что он украл "шкатунку", с тем же дьячком на крылосе, у которого теперь паки и паки в кармане измеряли скудельное время знаменитые часы, и - при тех же крестьянах!
Случилось это в 1844 году в пятидесяти верстах от Москвы, и я был всего этого свидетелем!
Что же тут удивительного, если на призыв отца Иоанна дух святой, как в песне Беранже, не сойдет -
Non, dit 1Esprit Saint, je ne descends pas! 61
Как же его не прогнали?
Муж церкви, скажут нам мудрые православия, не может быть подозреваем, как и Цезарева жена!»
(А.И. Герцен, «Былое и думы»).