* * *
Задует надолго и стылое небо уныло зависнет:
Тоскливо и муторно. Грустно и зябко. И ныне и присно.
На улицах пусто, всё вымело напрочь – людей нет в помине.
Дома в темноте – как ненужные стены в промёрзшем камине.
Что делать и кто виноват, что уже не твоё время года?
Оставь: против ветра не надо прикуривать. Ну и погода!
Тут осень – не сон, осень – анабиоз. Без особой надежды:
От тёмных зонтов, от приподнятых воротов тёплой одежды.
Здесь ветер из дыма горазд сигареты вытягивать жилы.
Вверху, на балконах, как скифские бабы, стоят старожилы.
Из города выбраться: вряд ли. Невнятицей город обманет
Проулков невинных, обманных обводных каналов в тумане,
Околиц, последних дворов, где последние света форпосты.
В местах собиранья даров – лишь свежеют порывы норд-оста.
Лишь свешены головы яблок, лишь яблони старой сутулость –
Где осень осин на дворах о заветных дарах заикнулась.
Подавно в дома снесено всё, что семо-овамо родимо.
Закрытое злеет вино – так темно за окном, нелюдимо.
Здесь осень – качание сосен в вечерних пустых верхотурах.
Погром собирается (оземь!): с тоскливою злобой натуры
По сферам шаром покатило – что пьяный сосед над тобою.
Ума же хватило: всё в куб возвести – и катать с перепою.
И рёвом реветь, колотя что попало под грохот и взрывы.
Последний драть холст. Диким оком взирать – из сиянья разрыва.
И ты не поймёшь, колготясь в комнатушке, над стылой пустыней:
Что это – огромно, стозевно – каталось по неба холстине?
И ручка тогда над листом, и строка на сносях появляется, словно –
Всё этим удастся восполнить,