Знакомая, начинающий психолог, рассказывает: Вчера – звонок в дверь. На пороге две очередные милые барышни, с брошюрами Свидетелей Иеговы: «Здравствуйте, скажите, что вы думаете о Боге?». Отвечаю, так же мило: «Хотите об этом поговорить? Вообще-то, я за это деньги беру. В какое время вам было бы удобно?.». Расстались очень ласково.
Ещё недавно – авторитетная ядерная держава. Наводившая оторопь на весь мир. Державшая всех соседей в кулаке. 1/9 часть суши. 143 млн. населения. И умудрившийся Пупкин. Умудрившийся в считаные недели спустить в унитаз огромную страну. Исключить из европейской цивилизации. Вышвырнуть на восточные задворки, в террариум немногочисленных стран-подонков, с которыми никто не хочет иметь дела. Стремительно и окончательно сделать подстилкой Китая. Стахановец! А главное: меньше чем за полгода превратить свободных людей ХХІ века – в дрожащих за свою жизнь ничтожеств. Презренных рабов без права голоса, – вообще без прав. Мышью бегающих от повесток на убой от Калининграда до Владивостока. В нечистых помыслами мужчин и женщин, массово строчащих доносы. Это, как говорил тов. Сталин – посильней, чем «Фауст» Гёте. Сатан-Атом правит ба-ал!, там пра-авит бал!..
Однажды Прекрасный Принц Илон Маск нашёл у одной высокой трибуны недоразбитый башмачок Хрущёва. Прижал к сердцу – и отправился с ним к Зеленскому. Но, придя, передумал, отнял башмачок – и – к Путину. У того ножка меньше, но духовитей. Сильно духовитей. От той духовитости аж, было, метнулся взад, к Зеленскому. Но по дороге остановился. Потом вконец призадумался. Вспомнил – как говорил Карнавальный: «Крым это не бутерброд! Крым – это башмачок. Башмачок – это Хрущёва!». И всё такое. С тех пор так и мечется. Болезный. С башмачком Хрущёва. А ведь как начинал!: «Из Нью-Йорка на Марс!». Эх.. «Маска, Маска, я тебя знаю!».
Человек, который каждый день пьёт одеколон – кёльнскую воду – и ничего! – это я. Все мы, кёльнцы, каждый день, здесь пьём кёльнскую воду. «Одеколон», - по-французски.
Оказалось, что те, пресловутые, «скованные одной цепью» могут превращаться лищь во рвущихся с цепи. Срывающихся. Которых лучше обходить стороной. И дело не в цене свободы. А в её невозможности.