Демьян Фаншель

Хичкок, Хичкок, ужас. «Птицы»...
А древние «Гуси-лебеди» – не ужас? Не ужас сновидческой беспомощности перед неизъяснимым, неодолимым? Смертельным.
Хичкок, кстати, вполне мог ознакомиться с сюжетом жуткой русской сказки, пусть и в адаптированном мультяшном советском варианте 1949-го года. Со странной, чуть ли не забавной растяпой – послевоенной каргой-людоедкой. С не очень пока страшными злобными птицами (то ли дело – в книжке). Сновидческой печкой (вспоминаем эпизод с чёрными от золы лебедями и дымоходом – горячо, горячо! Мрачный, тревожный – то ли сон, то ли поиск птиц в тёмном ночном лесу. Хичкок где-то рядом.). Не настаиваю, не настаиваю. Но прислушаться стоит:
«..Режиссёрский почерк Хичкока складывался под влиянием немецких экспрессионистов и русского (советского) кино /.../. На его творчество повлияли Эйзенштейн, Пудовкин, Мурнау /.../. Он внимательно прочёл вышедшую в 1929 году книгу В. И. Пудовкина «Техника и съёмка фильмов», в которую вошли самые известные на тот момент статьи русского режиссёра в английском переводе.». (Википедия).
Его «Птицы» появятся в 1963-м.
И вызовут у зрителей тот же неподдельный ужас, что и твари из «Гуси-лебеди» у моих внуков. Птицы из читаемой на ночь сказки.

* * *
Под наблюдением цапли
Лягушка старается в иле.
Сбивает масло.

* * *

Сон – это слон,
Только с ножками цапли.
С тем и надломлен он
Первой же каплей.

Где-то там бродит,
Плывёт как налим
В памяти – вроде
Картинок Дали.

Дождь на всём свете.
Смурной выйдешь, сонный.
Спичкой осветит
Кусочек ладонный.

Здесь и дыши
Никотином, озоном.
Нет ни души.
И гулять нет резона.

Слышишь, за городом,
Глухо донельзя –
Как электричка
Бьётся об рельсы.

Темень и дождь.
Сигарета намокла.
Лёгкая дрожь.
Только мокрые стёкла

Дрожи вторят –
Барабан да сурдинка,
Врозь и подряд.
Но – сухие ботинки…

Что от добра ещё
Ищется снова?
Слова какого,
Зачем тебе слово?

Звуки и запахи
Чувствуешь остро.
Время ли, место ль
Рефлексии? Просто

Лихо накличется –
В самую пору де.
Дождь в чужом городе.
Ночь в чужом городе.

1993

Кроме радостного прислуживания фонетике, «служанке серафима» по выражению Мандельщтама, вторым главным обетом поэзии является создание образов. «Весомых, грубых, зримых». На глазах изумлённой публики.
Буквально – на / в глазах. Со вкусом, запахом, настроением. Это вам – не 3D.
Читаю сейчас у Аркадия Штыпеля, в «Поэме без поэта»:
«.. в логове гиперборейца
в голове мамонта
в ноздре комара
слышно как
алюминиевая ложка
скребется
по дну алюминиевой миски
в раю комар жирен
туда берут курс
птицы: алконост сирин
птица птурс».
Последнее слово – вместе с предыдущими «алюминиевой ложкой» - и миской – и заедающим насмерть «комар жирен» – сразу отбросило в 70-е. На срочную службу. Вот она – сила образа! «Птица птурс» – вуаля!
По-простому: Противототанковый Управляемый Реактивный Снаряд.
Запуск с БРДМ’а (Боевая Разведывательная Дозорная Машина. Много аббревиатур дополнительно всплывает со дна памяти – поглазеть ещё разок на полёт птицы птурс).
ЦАОК ЛенВО – Центральные Артиллерийские Окружные Курсы Ленинградского Военного Округа. Полигон Струги Красные, Псковоской области.
За хранение этой фоточки с учений лет 8 тогда полагалось. Качество - не обессудьте:

В Кёльне днём +18°, посреди февраля, на минуточку.
Сегодня шлялся в прирейнских асфальтах – и в очередной раз пережил пролёт сотен, примерно, трёх зелёных попугаев – тремя сотенными стаями. Они летят низко, быстро – на уровне головы – вдоль набережной, огибая тебя с истошным визгокряканьем, тремя волнами. Жуткое и весёлое зрелище, запад Германии..
Люфтваффе, блядь.
Если бы ещё эти 30-сантиметровые твари, садясь орущим зелёным стадом на дерево, не срали бы так богатырски, я бы подумал, что я в раю.

Есть в Архангельске такой проспект – борца с царизмом, американской интервенцией и т.д., партизана Павлина Виноградова. Помню памятник Павлину в центре города, в партизанской тужурке. И, кажется, с биноклем.
В первый год по приезде, чтобы вспомнить расположение улиц, всегда мысленно, внутренним, т.ск., взором, дорисовывал прячущейся в неведомом направлении статуе павлиний хвост.
И мгновенно! – как по Полярной звезде азимут – находил нужную дорогу.
Ориентируясь на славу города.
На Павлина.

.







Под наблюдением цапли
Лягушка старается в иле.
Сбивает масло.

С этой чистой экологией надо что-то делать!
В Рейне угрей развелось – как в буайбесе. Угри – вместе с подельниками, жерехами, судаками – не дают проходу баржам. Мечта, случка на Рейне экологов с зелёными. И гад морских подводный ход.
Сбылось Саргассово море – хоть ложку втыкай. Какое-то хлыстовское радение протоплазмы. Контейнеровозу «река-море», остановись случайно, бросить якорь – некуда. Вызывают рыбаков. Винт робкого прогулочного катерка по ходу превращается в нож суши-мастера.
Чуден и страшен Рейн при тихой погоде. Редкий угорь проскользнёт до середины яго.
Который раз, с прошлой осени, нахожу на берегу скользского речного змея с обрубленным лопастью хвостом. Второй раз. Тот, прошлый, был размером и длинной с мою руку. А я был – без фотоаппарата.
Но - конец ли искушения? Чуть отойдёшь: в прибрежных лугах – чур меня, чур!. – фазаны разбушевались! Экологический взрыв. Первых фазанов увидел весной, у спаржевого поля (http://demian123.livejournal.com/34664.html).
Потом, на велике едя – в прирейнских травах.
Третий раз – шугнулись тяжело из-под колёс..
Четвёртый!
Они везде. На променаде. В виду Рейна.
У заборов мирных горожан.
Хичкок! Птицы. Фазаны.
Хуже их – только кролики. Кролики теперь везде. Везде, где есть скверы и трава. Скверы и трава есть – везде.
Везде есть кролики.
Кэрроллики.
Кролики охотятся за собаками. Разоряют сорочьи гнёзда. На Пасху им ставят памятники. Тьмы и тьмы, и тьмы.
Лишь кёльнский зелёный попугай бьёт кролика. Крышует. (http://www.youtube.com/watch?v=24dxmTErmkY&NR=1).
Дикие попугайные стада, сварливые, орущие, как студенты в 68-м, когда-то, лет 25 тому, сбежавшие (из сумасшедшего дома?), выжившие сами – и выжившие воробья – пугают до родимчика прохожих в аллеях.
И мою подругу запрошлый год.
Ничем не примечательное, дерево вдруг – а-аа!. – взрывается над тобой десятками зелёных 30-сантиметровых хвостатых, чьвикающих ошмётков! Шарахаешься в сторону!: уцепиться бы за что – как Тарзан – ухнуть, как Тарзан, - подальше, одним махом.
А внизу кролики медленно сжимают кольцо...
Глаз невольно затравленно ищет лиану.
И она – есть. В Кёльне много лиан! Завезены, экспериментально привиты.
За заборами, на всё большем количестве приусадебных единиц, тайно высадился, высится и прёт – бамбук..
Капиталистические джунгли.
О, великий, многотрубный, огнедышащий Байер, сосед Байер, Хозяин-Байер. Скажи своё гнусное: «Фу-у!.».
Зарычи, разбуженный террористом-исламистом, страшное заклинание: «Дихлордифенилтрихлорметилметан!!..».
Больно мы тут все нежные стали. В пасторали. В летних томных очках. В попугаях. Все в фазанах и угрях.
И только гордый Буревестник – чёрной молнии подобный – вот он носится, как Демья(зачёркн.) демон. Вот он каркает над Рейном: «Пусть быстрее грянет буря!».
С во-оот таким - типуном на языке.

«Кукушечка, кукушечка, сколько мне жить?» - спрашивал птенец сойки новую сестричку.

Птиц

" width="" />